Каждый индивид спешит Обустроить быт, и размножить вид- Потом усталый, такой, в гробу лежит. Один всю жизнь чертежи Чертил на Мин. Атом, Был женатым, на пернатой, Двое детей, младшая уже в десятом. Горсть провожающих в последний путь, Может быть, где-то и я там… Ребята, а костюмчик-то На покойничке мятый. Хотя это ничего уже не значит. Он себе не ставил задачу, Быть на своих похоронах единственным, Из числа тех, кто не плачет, И одетым в Версачи. Может он именно этого момента Всю жизнь ждал – тем паче. Потому, что сразу после поминок, Его машина отойдёт старшему сыну, Который выплатит сестре половину, Частями, к июлю. Чтобы Юля Смогла поступить в институт, Где-нибудь не тут, Причём, чем дальше, тем душе ближе- В Петербурге её уже почти ждут. Прошлым летом Она познакомилась, по Интернету, С брюнетом. И уже отсылала ему свои фото, На которых на ней ничего нету. И всё это, сейчас ей намного важней Некролога, в котором Мин. Атом Скорбит, через районную газету, Всем коллективом поддерживая Детей, и вдову Елизавету, Которая, после смерти мужа, Стала выглядеть намного хуже. Она была единственной, Кому он был по-настоящему нужен. Последние слова, что она ему сказала, Были: что же ты умер простуженным? Ой, а костюмчик-то и впрямь не отутюженный, И провожающих тебя не больше дюжины… И нет тишины тише этой. И нет никого, кроме этих, размытых, Теней и силуэтов. Убитых бытом…